Констебль поставил корзину на стол и с сомнением взглянул на спутника старшего инспектора:

- Сэр, не хочу вас пугать заранее, но  зрелище вас ждет малоприятное, я бы даже сказал - отвратительное. Чтобы такое выдержать без последствий для здоровья, надо шкуру иметь, как у носорога, простите мне такое сравнение. Уж на что наш док привычен к трупам, а и он, как мне сказывали, весь позеленел, как только прибыл на место преступления. А фонарщика, который первым жертву обнаружил, трое наших держали: он поначалу-то крепился, а потом как забился в конвульсиях, так и не мог успокоиться, пока док ему насильно не влил в глотку четверть стакана бренди с лауданумом пополам. Вы лучше оставайтесь здесь, за котом своим присмотрите заодно.

В подтверждение его слов кот издал душераздирающее мяуканье и пулей выскочил из корзины. Метнувшись в угол, он забился под стул, продолжая завывать, как баньши.

Монтагю поморщился: кошачьи вопли действовали ему на нервы, а кроме того, его начали терзать смутные сомнения. В словах констебля было зерно истины: тонкая душевная организация поэта могла не выдержать страшной картины. Инспектор и сам был бы не прочь последовать примеру фонарщика и влить в себя чего-нибудь успокоительного перед тем, как идти в морг, но служебное положение обязывало его быть трезвым как стеклышко.

- Уберите животное, констебль! Заприте его в чулане! - приказал он и посмотрел на Дикона. - Граф, вы уверены, что вам необходимо подвергать себя таким испытаниям? Констебль прав: оставайтесь здесь, и понаблюдайте за жизнью полицейского участка: это даст вам возможность набраться новых впечатлений и впоследствии поделиться оными с другими джентльменами из вашего клуба.

Дверь открылась и на пороге появились двое: рослый констебль и девица, одетая в тартановую юбку, в расцветке которой преобладали красные тона.

- Молли Харкер! В пьяном виде приставала к джентльменам на Принцесс-стрит! - сообщил второй констебль первому и стряхнул девицу со своей мускулистой руки.

Молли обвела присутствовавших мутным взглядом, свидетельствовавшим о том, что она успела пропустить несколько стаканчиков джина перед тем, как ее схватила железная рука Закона. Взгляд ее упал на Ворюгу, временно прервавшего свои завывания.

- Кооотик! - пропела она и пошатнулась,  привалившись к боку констебля. - Иди к мамочке, кооотик!

Ворюга выполз из-под стула и, подойдя к даме  развинченной походкой ловеласа , принялся тереться о подол ее тартана,  обольстительно урча.

Услыхав, что хорошо одетый джентльмен «сгорает от нетерпения», Молли истолковала это так, как подсказывало ей древнейшее из известных ремесел:

- Пойдем ко мне, милок, я недорого беру: шиллинг за то, что доктор прописал, шесть пенсов сверх того, если придется полировать твою тросточку, два шиллинга – за вход с заднего крыльца, и пять – за поговорить по душам. Попадались мне такие красавчики, которым лишь бы языком молоть, а мне работать надо!

Дежурный констебль крякнул и утер со лба выступившую испарину, патрульный побагровел, а Монтагю схватил Ричарда за руку и потащил прочь из участка, опасаясь, что его утонченному другу невмочь выслушивать грязные предложения гулящей девки. Оказавшись на улице, он подозвал одноконный экипаж, договорился с извозчиком и, уже оказавшись внутри, смущенно произнес:

- Я ведь предупреждал, что в участке чего только не увидишь... Но поверь: то, что тебе предстоит увидеть на столе для вскрытий, будет неизмеримо хуже. Приготовь платок, чтобы прикрывать нос, и если тебе станет дурно, не стесняйся и сразу же уходи.

- Беда с этими забавницами, - ответил инспектор, приобняв Дикона за плечи и поцеловав в лоб. - Опасное у них ремесло.

И погрузился в мрачное молчание, думая о том, сколько еще жертв окажется на столе городского морга прежде чем полиции удастся остановить неизвестного дьявола. В морге, - мрачном здании из красного кирпича, - их встретил полицейский хирург, назвавшийся Адамом Макдугаллом. Умный и острый взгляд маленьких серых глаз не гармонировал с похожим на печеную картофелину носом, украшенным сизыми прожилками, кои красноречиво указывали на пристрастие их обладателя к согревающим напиткам. Впрочем, Монтагю не пришло бы в голову обвинять эскулапа в том, что умаявшись после тяжелого рабочего дня тот принимал на ночь стаканчик-другой виски.

- Сюда, господа, сюда, - гостеприимно показывал путь Макдугалл, сухо покашливая между словами. - Если кто-то из вас страдает обмороками или головокружениями, у меня в кармане склянка с нюхательной солью, имейте это в виду. Инспектор, пока мы идем, я быстро опишу вам в общих чертах самое главное. Обе жертвы скончались от глубоких и многочисленных проколов на горле и вызванного ими обильного кровотечения. Каким инструментом или оружием нанесены эти раны, я пока сказать затрудняюсь: если бы я не был врачом, то мог бы принять их за укусы какого-то мифического животного с острыми и длинными железными зубами. Но, разумеется, таковых в природе не существует, поэтому вам придется искать орудие убийства, похожее на капкан. Остальные повреждения опасности для жизни не представляли: несколько синяков и ссадин, полученных, вероятнее всего, когда жертвы пытались оказать сопротивление убийце. Совокупления, добровольного или насильственного, не было ни до, ни после убийства: я тщательно осмотрел у каждой жертвы все...гм... так сказать, врата. - Макдугалл бросил косой взгляд на спутника столичного детектива и снова кашлянул: господин выглядел слишком ухоженным, изящным и элегантно одетым для полицейского.

Монтагю кивал, запоминая сказанное хирургом. Коридор привел их к двери, за которой, как он полагал, таился ад. Макдугалл открыл дверь и первым прошел в анатомическую комнату, предоставив гостям право последовать за ним. Монтагю на мгновение задержался на пороге, взяв Дикона за руку, и еле слышно прошептал:

- Глубоко вдохни и смотри не на труп, а немного в сторону.

Пожав руку Дикону, он вошел в зал с довольно низким потолком, пересеченным темными дубовыми балками, и сразу же направился к длинному каменному столу, напоминавшему надгробье или древний саркофаг. Стол был окружен выдолбленными в каменном же полу длинными желобками для стока крови.

Инспектор и хирург разом и равно удивленно посмотрели на Ричарда: оба явно не ожидали от него подобного хладнокровия и вопросов, которые свидетельствовали о склонности к дедукции. Монтагю преисполнился гордости за своего друга, но тем не менее продолжал недоумевать: выходило, что его Дикон совсем не тепличный цветок, готовый поникнуть от малейшего дуновения ветерка! Макдугалл, чуть прищурившись, окинул худощавую фигуру гостя цепким взглядом, как бы заново его оценивая, и сказал:

- Превосходный вопрос, сэр! Вы, полагаю, не первый раз присутствуете при осмотре жертвы преступления? Когда проводилось освидетельствование первой жертвы (тело сразу же забрали родные, весьма влиятельные и богатые люди), констебль потерял сознание, - а он, скажу я вам, почти шести футов росту и один из лучших кулачных бойцов Эдинбурга! Но простите, отвлекся: желудок этой несчастной был совершенно пуст, если не считать следов крепкого алкоголя. Увы, эти юные парии тротуаров зачастую живут впроголодь и выходят на улицу с одной лишь целью: заработать на кусок хлеба в самом буквальном смысле этого слова. Обратите внимание на то, что хотя девушка была крепкого сложения и широка в кости, жировая прослойка на теле практически отсутствует: она явно давно не ела досыта, а последние два-три дня перед смертью и вовсе голодала. Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что убийца купил ей выпивку и пообещал накормить, если она прогуляется с ним до ближайшей подворотни.

Несмотря на мрачную обстановку, царившую в морге, Монтагю наслаждался тем, что его Дикон проявлял качества, о которых он и не подозревал. Тем не менее по лицу инспектора вряд ли можно было заметить, что он доволен и горд своим спутником: Монтагю хмурился и покусывал нижнюю губу, готовясь задать Макдугаллу вопрос, который не давал ему покоя. Он не мог понять, почему первой жертвой стала дочь пэра: каким ветром богатую юную леди занесло на темную грязную улочку, где вечерами промышляли дешевые шлюхи?
И почему убийца сначала выбрал жертвой девушку высокого положения, а затем - нищую проститутку? Он уже открыл рот, чтобы задать эскулапу вопрос, но был остановлен восклицанием Дикона. Макдугалл в свою очередь тоже склонился над телом жертвы и, взяв большой хирургический пинцет, извлек из раны крошечный твердый предмет. Окунув его в таз с водой, стоявший в изголовье стола, он внимательно его рассмотрел и обратился к Ричарду, протягивая ему пинцет с зажатой в нем находкой:

- У вас поистине орлиное зрение, сэр! Не понимаю, как я мог это пропустить... Это металлический осколок, скорее всего - часть одного из зубьев орудия убийства. Сохраним эту находку, инспектор?

Мак-Вильямс, со жгучим интересом разглядывавший металлический осколок, кивнул головой и воспользовался обращенным к нему вопросом, чтобы задать свой:

- Непременно сохраним, ведь это важная улика! А скажите мне: как была одета первая жертва? Описи одежды, как я понимаю, не делали?

Макдугалл впервые улыбнулся:

- Опись забрал с собой главный констебль, но я вам и так скажу: девушка была одета как простая служанка, поэтому ее не сразу опознали как дочь лорда Гренвилла. Ни украшений, ни перчаток на ней не было, платье из грубой холстины, на голове льняной чепец.

- Бинго! - одними губами произнес Монтагю и посмотрел на Дикона таким взглядом, что если бы хирург в этот момент снова не вернулся к изучению улики, он точно бы понял, что его гостей связывают отнюдь не служебные отношения и даже не заурядная мужская дружба, а нечто большее.

Макдугалл пожал плечами:

- Это мы узнаем только в том случае, если убийца будет пойман, а пока можно лишь строить предположения: возможно, джентльмен попросил служанку показать дорогу?

Монтагю мысленно согласился с хирургом, хотя в голове его роилось множество новых вопросов. В висках молоточками застучала боль, вызванная как мрачной обстановкой морга и кровавыми подробностями преступления, так и тем, что он неожиданно обнаружил в Диконе. Граф Рамси, помимо других своих достоинств, своей мягкостью и беззащитностью всегда вызывал в нем  умиление, которое часто испытывает старший брат к младшей сестренке. Но что если эти качества были не истинными, а мнимыми, прикрытием для совершенно других черт характера, часть из которых он невольно обнаружил, осматривая труп? Поистине ледяное хладнокровие вкупе со способностью трезво мыслить и полное отсутствие естественной брезгливости и страха перед истерзанным и начавшим разлагаться человеческим телом,  в то время как самого Монтагю, по долгу службы привычного к подобным зрелищам, немного мутило. Мысли инспектора потекли по другому руслу: он вспомнил о тугах, страшных бенгальских душителях, которые скрывали свою истинную сущность получше хамелеонов.  А что если и убийца был точно таким же? Днем - безобидным с виду человеком, ночью – кровожадным чудовищем. Когда они наконец сердечно распрощались с Макдугаллом и оказались на темной улице, он остановился и сказал:

- Ты был великолепен и изрядно меня удивил,  но об этом мы поговорим позже. А сейчас хочу поделиться с тобой одной идеей, которая пришла мне в голову, пока вы с доктором Макдугаллом вели глубокомысленную дискуссию: дикого зверя надо ловить на живца! Убийца явно питает нездоровое влечение к юным мессалинам из низшего сословия. Воспользуемся этим: поставим капкан с сочной приманкой. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Дик снова был таким, как прежде, и Монтагю с удовольствием представил, как соблазнительно будет выглядеть стройная черноглазая служаночка Долли в красном тартане и с аккуратным чепчиком на темнокудрой головке. Если убийца по-прежнему рыщет в поисках новой жертвы, мимо такой наживки он не пройдет! Разумеется, сам инспектор собирался неотлучно находиться поблизости от Долли, чтобы в случае опасности прийти на выручку своему нежному цветку.

Монтагю с тревогой посмотрел на друга: на фоне чернильной темноты ночи  тот  и вправду казался бледнее обычного и говорил как-то странно... Намерение использовать Дикона в качестве приманки испарилось: он не может, не должен  подвергать его такому риску. Инспектор окликнул извозчика, дремавшего на крыше кэба на противоположной стороне улицы, и снова взглянул на Дика:

- Раз ты чувствуешь себя нехорошо, поезжай-ка отсюда прямо в замок, отдохни, а наши вещи я привезу позже, когда разберусь с делами в участке.

Если разбитная Молли все еще там, у нее он и попросит какое-нибудь платье, чтобы выйти на охоту. Кольнула мысль: что, если они с Диконом видятся в последний раз? Кто знает, как все обернется, когда он заманит оборотня в ловушку?

- Береги себя, любовь моя, - тихо сказал он и обнял Дикона.

Монтагю отпустил Дикона, шепнув, что подобный ход событий его полностью устраивает, и обратился к извозчику:

- Любезный! Отвезите  нас к старьевщику, который согласится обслужить покупателей в столь поздний час, а затем - в гостиницу неподалеку от главного полицейского участка

Спустя час инспектор открыл дверь гостиничного номера и, бросив на кровать несколько свертков и большую шляпную картонку, набитую париками и предметами женского белья, обернулся к Дикону, навьюченному покупками как пенджабский мул:

- Раздевайся, радость моя: сейчас я сделаю из тебя честную девушку.

С этими словами он открыл шляпную картонку, вытащил из нее кружевную подвязку, поднес ее к губам и в немом восхищении возвел глаза к потолку, предвкушая скорое превращение куколки в ночную бабочку.

Монтагю сбросил одежду, испытав мимолетное чувство вины: он понимал, что превращение двух гиацинтов  в скромных фиалок может затянуться, а оборотень, возможно, уже рыскал по темным улицам, выискивая подходящую жертву.

- Сядь, - охрипшим от вожделения голосом попросил он, подталкивая Дикона к кровати, - Сначала чулки и подвязки, затем корсет. Или наоборот? Нет, давай начнем с головы.

Достав из коробки парик, он водрузил его на  Дикона и присвистнул, пораженный тем, как преобразился его возлюбленный, когда по его смуглым плечам рассыпались тяжелые смоляные кудри. Для себя инспектор выбрал светлый парик, поскольку обе жертвы были блондинками.

- Ну как? - он кокетливо тряхнул новообретенными локонами. - Достаточно вульгарно я выгляжу? Ты-то великолепен, как всегда! И все же побриться бы не мешало. 

Монтагю  зачем- то опустил взгляд на бедра Дикона и судорожно сглотнул, представив густую шапку мыльной пены, вздымающуюся на горделивом горном пике. Когда они наконец окажутся в замке, он попросит принести в их спальню горшочек со взбитыми сливками. В их спальню?! Неужели он уже смирился с тем, что ему придется три недели расхаживать перед родственниками Дика в образе Мэри Маквильямс?!

От этой невинной просьбы, высказанной несколько смущенным тоном, вся кровь отхлынула от лица Монтагю: он впервые осознал, в какую западню они попали. Сев на кровать рядом с Диком, он принялся бессмысленно мять в руках чулки нежнейшего персикового оттенка, которые собирался надеть еще несколько мгновений назад.

- Все пропало, Дикон! Все пропало! Какие же мы идиоты! Все наши вещи остались в участке, в том числе и дорожные несессеры с принадлежностями для бритья. К тому же нам понадобится горячая вода для того, чтобы взбить мыльную пену, а звать  коридорного, чтобы он эту самую воду доставил, мы не можем: любой дурак поймет, что два голых джентльмена в одном номере, набитом предметами женского туалета,  - это...

Он оборвал фразу и застонал, прижав персиковые чулки к лицу, покрытому щетиной, которая успела отрасти с того момента, как рано утром, в Лондоне,  ее предшественницу чисто выбрил Секундра Дасс, собиравший своего сахиба в дальний путь. Спустя мгновение инспектор отнял руки от лица, встал с кровати и посмотрел на Дикона свирепым взглядом. Широко расставив ноги и уперев руки в бока, он в своем белокуром парике напоминал разъяренную домохозяйку, которая, дождавшись возвращения мужа из Реформ-клуба, теперь собиралась если не прирезать загулявшего кормильца большим кухонным ножом, то уж запилить точно:

- Ловлю на живца придется отложить до тех пор, пока мы не приведем наши рожи в надлежащий вид. Кстати, мой револьвер тоже остался в саквояже! А почему, спрашиваю я тебя? Да потому, что кое-кто думает не о деле, а об удовольствиях! Я собирался вернуться в участок и одолжить тряпки у Молли, заодно там же и  побрился бы, а заодно прихватил с собой оружие! А что теперь? Ты выкинул на ветер кучу денег, а в результате сегодня ночью оборотень загубит еще одну невинную душу!

Шотландец и сам бы не мог сказать, что именно привело его в такую ярость: то, что он упустил свой шанс поймать чудовище, или же напрасная трата денег, совершенная его второй половиной.

Монтагю сел на край кровати и вытянул вперед обе ноги, с сомнением рассматривая свои крепкие икроножные мышцы. Дикон, как обычно, пустил в ход свое главное оружие, - нежность, - и добился своего: короткая вспышка раздражения миновала, не оставив и следа. Однако кое-что надо было прояснить, и Монтагю, стараясь говорить мягко и терпеливо, дабы не обидеть своего чувствительного друга, начал объяснять очевидное:

- Послушай, Дик... я полностью разделяю твое желание, однако есть одно серьезное препятствие для его осуществления. Мы с тобой идем не на увеселительную прогулку, а на встречу с жестоким убийцей. Не хочу думать о плохом, но возможен любой исход, особенно учитывая то, что у нас нет никакого оружия.  И если меня убьют (за тебя-то я горло перегрызу, не сомневайся), будет назначено посмертное  освидетельствование.. А теперь вспомни, что сказал в морге полицейский хирург: он не обнаружил на жертвах Оборотня следов сексуального соития. Это значит, что он их искал. Ты же не хочешь, чтобы я получил такую посмертную славу? Полицейский, который пал смертью храбрых  с чьим-то семенем в заднице.

Жестокая правда поразила самого Монтагю: черт возьми, а ведь так такое действительно могло произойти! Чтобы смягчить впечатление, которое, возможно, оказали его слова на Дикона, он торопливо добавил:

- Клянусь, что твое желание исполнится как только мы окажемся в замке!

Монтагю встал с кровати.

- Я тебя оскорбил? - спросил он, положив руки на плечи возлюбленного и глядя ему в глаза. - У тебя все еще есть сомнения по поводу того, хочу ли я быть с тобой? Если так, меня это тоже глубоко обижает. Но пойми же наконец: делу время - потехе час, и далеко не всегда мои желания совпадают с требованиями долга!Я бы уже час как стоял на углу и высматривал Оборотня, если бы ты не увязался со мной, черт возьми! Не надо мне никакого корсета - в этой броне ни вздохнуть, ни... выдохнуть.

Монтагю схватил нижнюю рубашку и принялся натягивать ее через голову. Тонкая ткань затрещала, натянувшись на его торсе.

"Молли" оделась быстрее "Долли", поскольку платье служанки не требовало непосильных трудов. Кое-как водрузив на белокурые локоны скромный льняной чепец  и сунув ноги в грубые ботинки,  Монтагю огляделся в поисках какого-нибудь весомого, но небольшого по размеру предмета, который мог бы послужить заменой револьверу Адамса или тяжелой трости джентльмена. К сожалению, единственным весомым предметом в номере была Библия, но сунуть ее под резинку подвязки не представлялось возможным.

- Не забудь выйти из гостиницы через черный ход, иначе тебя арестуют за оскорбление общественного мнения, - в тон Дикону огрызнулся он и бросился к двери, желая первым достичь выхода.

Монтагю скрипнул зубами, помимо воли прижал руку к своему плоскому животу и с облегчением перевел дух. "Долли" вовсю сверкала  подошвами своих модных сапожков  в конце коридора: правду говорят, что охота пуще неволи! Приподняв юбки, "Молли" ринулась вслед за товаркой, радуясь, что ее грубые башмаки лишены каблуков.

Выскочив на темную улицу, Монтагю умерил прыть и пошел неспешным шагом, пытаясь соблазнительно вилять бедрами. Редкие газовые фонари давали достаточно света там, где их поставили заботливые руки отцов города, однако намного больше было таких участков, где улица была полностью погружена во тьму. Встав под одним из фонарей, Монтагю полуобернулся к фасаду дома и прикрыл освещенную часть лица ладонью, чтобы хотя бы частично скрыть щетину. Ночной холод пробирал до костей и инспектор подумал, что если Оборотень не появится в течение часа, он превратится в сосульку. Чтобы как-то скоротать время, он высоким натужным фальцетом стал напевать шотландскую песенку, притопывая в такт ногой. Краем глаза он углядел Дикона, занявшего стратегически выгодное место на углу, и подумал, что его сердечный друг нарывается на неприятности. А у него не было ничего, чтобы его защитить: разве что крепкие зубы и мускулистые руки, которыми он мог при желании согнуть кочергу.