- Не ревнуй: хотя мне по-прежнему нестерпимо больно, что я стал косвенной причиной гибели такого человека, как раджа Сингх, все это в прошлом.

Монтагю накинул халат и направился к выходу из спальни. Что вознамерился показать ему Дикон? Тайный коридор, ведущий в неизвестное, будоражил воображение. Сама жизнь была похожа на коридор со множеством дверей, за каждой из которой пряталось что-то неизведанное. Открывать эти двери порой было так же было страшно, как входить в ночные джунгли, но пока не откроешь - не узнаешь... Сегодня он уже открыл одну из них, и за ней оказался рай, на вход в который он никак не рассчитывал.

Монтагю обернулся: глаза его напоминали темные провалы. То, что он, казалось, прочно похоронил в склепе памяти, всколыхнулось и грозило разрушить его заново выстроенный мир.

- Не сейчас... Потом как-нибудь.

Ускорив шаг, он пошел по коридору, проклиная  себя за излишнюю словоохотливость.

Монтагю молча сжал руку Дикона: непрошеные воспоминания душили и слова застревали в горле. Войдя в оранжерею, он замер, пораженный буйной  красотой и продуманностью подбора растений. Крики птиц делали окружающее похожим на джунгли.

- Господи, Дикон, - выдохнул он, обводя взглядом деревья и цветы. - Ты волшебник, адепт тайного оккультного общества или презренный металл и вправду способен творить чудеса?

Взгляд его упал на цветок, застывший посередине небольшого пруда. Строгая красота  его линий и девственная чистота лепестков поражали как удар стилета. Лотос, священный цветок, любимый цветок его калькуттского возлюбленного. Как, почему он оказался здесь, в особняке английского аристократа? Монтагю охватил священный страх: захотелось упасть на колени и склонить голову перед этим божественным символом вечной гармонии и бесконечной красоты. Учение о переселении душ, о котором рассказывал ему Сингх... Неужто оно и вправду верно? Монтагю посмотрел на Дикона, в очередной раз поразившись его сходству с человеком, который посвятил его в тайны любви, осуждаемой английским обществом. Он был похож на раджу цветом волос, глаз и смуглой кожей, а также той особой деликатностью и утонченностью чувств, которые не могут быть воспитанными, а даются человеку от рождения. Но  в тоже время он был другим, он был самим собой, единственным и неповторимым.

- Дикон...

Монтагю закрыл глаза и прижался губами к губам вновь обретенного возлюбленного.

Монтагю подумал, вновь и вновь оглядывая рукотворный райский уголок, и наконец нерешительно сказал:

- Мне бы не хотелось нарушать гармонию, созданную гораздо более талантливым архитектором и садовником, чем я, разве что... разве что посадить вон в том углу небольшое персиковое деревце? Впрочем, я и вправду не знаю, просто вспомнил, что один старый китаец, с которым я имел немало бесед по долгу службы, как-то раз вдруг принялся объяснять мне, что у него на родине верят: персиковое дерево растет в райском саду королевы-волшебницы  (ее имя я не воспроизведу) и дарует людям бессмертие, а также жажду любовных наслаждений. Это был странный разговор, Дикон: я сидел в его лавке, пил зеленый чай и терпеливо слушал, а он курил длинную трубку и, казалось, говорил не со мной, а с кем-то, видимым ему одному, то и дело переходя с ломаного английского на китайский. И вдруг посмотрел мне в глаза, блаженно улыбнулся и сказал, что у меня глаза цвета персика. Признаться, я списал эту улыбку и все остальное на действие опиума, но впоследствии, когда мы встретились вновь, не удержался и спросил его, что он имел в виду. Старик страшно смутился и долго отказывался дать хоть какое-то объяснение, но в конце концов, после униженных извинений признался, что так в Китае называют влекущий взгляд актеров-мужчин, играющих женские роли. Ужасно! Неужели у меня и впрямь "влекущий" взгляд?

Растерянность Монтагю была вполне искренней.

- Очень сомневаюсь, - покачал головой Монтагю. - Все мои родственники, близкие и дальние - исключительно практичные люди без намека на что-то таинственное и потустороннее. Возможно, я единственный Мак-Вильямс, который верит в приметы. Но это все пагубное влияние моей старой няньки, которая потчевала меня страшными сказками: вот у нее действительно в роду были ши...

Картина, нарисованная Диконом, была столь красива, что Монтагю вздохнул: два плодовых дерева с переплетенными кронами образуют арку, под которой будут сидеть двое уже немолодых мужчин и срывать с их ветвей персики и гранаты... Впрочем, почему немолодых? А вдруг и вправду персиковое дерево дарит бессмертие и вечную молодость?

- Давай посадим и гранат, и персик, - легко согласился он, обнимая Дикона за плечи.

- Красота внутри, а не снаружи, - туманно ответил Монтагю, думая о том, что час уже поздний, а ему в восемь утра надо будет положить на зеленое сукно стола комиссара очередной рапорт. И никаких оправданий комиссар не примет, да и какие причины он мог привести в свое оправдание? Рассказать о ночи, проведенной в объятиях мужчины? Он мог бы написать рапорт здесь, в доме Дикона, но у него не было при себе чистых бланков. А впрочем, почему бы не написать черновик, чтобы утром переписать его набело в Скотланд-Ярде?

- Будь добр, попроси принести мне бумагу и чернила: мне нужно составить черновик рапорта.