Монтагю чувствительно прикусил губу любовника: он был так возбужден, что хотел щипать  и кусать Дикона, пока тот не попросит пощады. Но пришлось соскочить с кровати и найти пузырек с маслом. Вернувшись в постель, он в отместку  подразнил Дикона ожиданием, сделав вид, что пробка притерта слишком плотно.

- Не открывается...

Отчаяние в его глазах могло обмануть даже Фому Неверующего. Передав пузырек владельцу, Монтагю приник ртом к низу его живота, исследуя языком окрестности вокруг единственного, гордо вздымавшегося горного пика.

Монтагю понял, что его жест остался незамеченным: пузырек с маслом миновал руку Дикона и затерялся в складках простыни, а может, и свалился на пол. Крепко ухватив член рассеянного любовника, он увлажнил его губами и языком и резко сел на него, не желая тянуть шотландскую волынку. Многострадальный король Эдуард вряд ли претерпел подобные муки от раскаленного железного прута... Но Монтагю помнил, что совсем недавно Дикон был на его месте, выдохнул, переплел пальцы рук с пальцами своего  возлюбленного и пустился в галоп, что есть силы сжимая пронзавшую его твердую плоть и сожалея лишь о том, что Дикону не дотянуться губами до головки его собственного скипетра.

"Не позвать ли Дживса?"- мелькнула шальная мысль

Монтагю, уже начавший получать удовольствие от бешеной скачки, прервал соитие и растянулся на животе рядом с Диком .

- Давай так, как нравится тебе, и не надо искать масло, - шепнул он, с трудом переводя дыхание. Ему хотелось понять, не скрывает ли от него любовник другую сторону своей натуры, - почему-то он был уверен, что тот по каким-то одному ему известным причинам  желает выглядеть более мягким и податливым, чем является на самом деле. Монтагю подозревал, что  это всего лишь удобная маска, и в иных обстоятельствах его нежный Дикон мог быть жестким и грубым, даже жестоким. Постель предоставляла удобную возможность это проверить.

- Ммм... - неопределенно промычал Монтагю, пытаясь  крепче упереться локтями в чересчур мягкую перину. - Сомневаюсь, что мне захочется это сказать...

Дикон знал, что делал, и делал это хорошо, чертовски хорошо, - так, что от нежности к нему у Монтагю сладко заныло сердце, пусть боль пониже спины и вновь напомнила о себе, но ненадолго, почти сразу сменившись горячим потоком наслаждения. Почувствовав, что перина не дает достаточной опоры, он обеими руками стиснул прутья в изголовье кровати, украшенные большими латунными шарами. В детстве он часто отвинчивал подобные шары на родительской кровати, из-за чего впоследствии ложе стыдливой супружеской любви издавало заунывные и обиженные стоны, а ему доставалось розог от отчима. Кровать, на которой предавались любви они с Диконом, возмущенно скрипела и кряхтела, и Монтагю тихо засмеялся, представив, что подумает графская челядь,  если они ее сломают. Воспоминание о розгах, как ни странно, лишь сделало удовольствие более острым и Монтагю решил, что когда-нибудь освежит давно позабытые ощущения.

Монтагю купался в ласках Дика, не торопясь перевернуться, хотя лежать на влажном пятне было не слишком уютно. Его охватили непривычные лень и истома: хотелось, чтобы поток поцелуев не иссякал и прекратился лишь тогда, когда он сам испустит последний вздох. Будет ли Дикон таким же страстным любовником всегда или сегодня его возбуждала лишь прелесть новизны? Все приедается: даже самое изысканное блюдо, если его подавать на стол каждый день, станет казаться пресным, а в конце концов начнет вызывать отвращение и желание попробовать чего-нибудь другого. Монтагю закрыл глаза, думая о том, что во избежание этого ему придется всякий раз выдумывать новый пикантный соус, но хватит ли ему фантазии, чтобы удовлетворить аппетит такого гурмана, как граф Рамси? Он все-таки перевернулся на спину, с сожалением прервав поток поцелуев, и обнял Дикона, крепко прижимая его к себе и поглаживая по пояснице:

- Я хочу наслаждаться вечно... – шепнул он, глядя в темные глаза.

И не стал завершать цитату, надеясь, что его высокообразованный любимый догадается, о чем идет речь.