Свадьбу Дикона и Монти назначили на 11 ноября, праздник святого Мартина, - день, когда язычество брало верх над христианскими догмами, превращая поминовение покровителя солдат и пастухов в веселые проводы урожая. Ночь накануне самого главного дня в своей жизни Монти провел беспокойно: дождавшись, пока Дикон уснул, он ускользнул в свою спальню, чтобы немного успокоиться. Увы, ему не давала покоя мысль о том, что он так и не нашел ни в одной из ювелирных лавок Эдинбурга кольца, достойного украсить безымянный палец графа Рамси. А ведь Дикон подарил ему фамильный перстень с рубином, принадлежавший когда-то его славному предку, ныне счастливо женатому на предке Монти. Призрачная пара носила цепи Гименея так легко и непринужденно, что Монтагю, глядя на молодоженов, невольно спрашивал себя, ждет ли и его с Диконом такое же безоблачное будущее после того, как они принесут супружеские клятвы у алтаря. Промучавшись без сна почти до рассвета, он наконец забылся сном, который был прерван громким покашливанием. Открыв глаза, Монтагю увидел перед собой приватира, вольготно рассевшегося на краю постели. На бледном лице призрака играла лукавая усмешка, а руке он сжимал небольшую шкатулку, покрытую красным лаком. - в таких изящных китайских безделушках дамы обычно хранили мелкие и малозначимые предметы - любовные записочки от брошенных ухажеров, булавки и наперстки.
- Доброе утро, о мой драгоценный наследник! - заявил приватир, закидывая ногу на ногу и продолжая вертеть в руках шкатулочку. - Я пришел к тебе в столь ранний час, чтобы тет-а-тет и на правах единственного старшего родственника дать тебе несколько отеческих наставлений и торжественно вручить небольшой подарок. Ты вправе отказаться принять мои добрые советы, - я знаю, что молодость частенько отвергает бесценные дары зрелости и мудрости, - но умоляю: не отказывайся от приданого, которым я тебя собираюсь облагодетельствовать, ведь сегодня ты станешь... кхе-кхе... законной супругой графа Рамси, и мне было бы горько сознавать, что невеста вступает в брак, будучи бесприданницей!
От этого граничащего с оскорблением заявления Монтагю потерял дар речи и молча смотрел на своего предка, удивляясь, что Ричард-старший терпел выходки оного более двух сотен лет.
Тем временем приватир открыл лакированную штакулку и сунул ее под нос "невесте", сопроводив этот жест объяснением:
- Взгляни на содержимое, Монти: перед тобой собрание уникальных жемчужин, некогда принадлежавших моей дальней родственнице по женской линии. Такой насыщенный фиолетовый оттенок, именуемый в кругах ювелиров "черным мускатом", чрезвычайно редок, что, безусловно, повышает цену жемчуга втрое, а то и вчетверо против обычного белого. В шкатулке ровно шесть дюжин отборных жемчужин общую стоимость которых я затрудняюсь назвать из-за колебаний курса английского фунта, но думаю, где-нибудь в Амстердаме ты при необходимости сможешь выручить за каждую не менее сотни голландских гульденов. Не надо благодарностей! - предварил он невысказанные слова Монтагю, - это еще не все. Я знаю, что Дикон с молчаливого согласия Ричарда подарил тебе одну из величайших драгоценностей рода Рамси, и я не могу позволить, чтобы мой потомок надел на палец своего жениха что-то менее ценное и красивое. Поэтому вот...
И приватир подобно ярмарочному фокуснику извлек из воздуха перстень с крупным синим сапфиром, обрамленным мелкими бриллиантами, искусно отшлифованными и сверкающими, как осколки чистейшего альпийского льда.
Монтагю сел на постели, завороженный блеском драгоценных камней.
- Откуда у вас все это великолепие, сэр? - выдавил он, не будучи в состоянии справиться с подозрениями наихудшего толка. А вдруг прожженный морской волк завладел этими сокровищами неправедным путем? Нет, ему не хотелось бы надеть на палец возлюбленному перстень, политый чьей-то невинной кровью.
