Рождественский обед в доме лондонского коммерсанта Джорджа Картленда проходил в теплом семейном кругу. Помимо хозяина дома, его жены Эммы и двух малюток, - трехлетнего Клайва и пятилетней Клэр, присутствовал еще один близкий родственник - сводный брат хозяйки, старший детектив-инспектор Монтагю Мак-Вильямс. Несколько дней, предшествовавших праздничному обеду, он провел как в аду, бегая по лавкам и магазинам в поисках подарков племяннику и племяннице. Конечной точкой этого продолжительного марафона  стало его прибытие в дом зятя и сестры в кэбе, набитом коробками разных размеров.

Эмма, увидев такое количество подарков, нахмурилась:

- Ты вконец избалуешь детей, душа моя,  - попеняла она, хотя было заметно, что на самом деле более чем довольна широтой души и глубиной кошелька брата. - Что на этот раз? Клайв еще так мал, что, пожалуй, ничего не ждет, но Клэр чуть не довела меня до мигрени, выпытывая, что же положит под елку дядюшка Монтагю.

Монтагю подмигнул сестре:

- Узнаешь, когда наступит завтра... А пока прикажи слугам унести все это и спрятать.

***
Днем ранее

Для Клайва бывший кавалерист приобрел деревянную лошадку, набор оловянных солдатиков, игрушечный барабан и  ярко раскрашенный турецкий ятаган из папье-маше, исчерпав на этом свою фантазию и заранее с ужасом предвкушая наступление следующего Рождества. Выбрать подарки для Клэр, которая в свои пять лет разбиралась в фасонах платьев и украшениях не хуже матери, было еще сложнее. Посоветовавшись  бесчисленным количеством хорошеньких продавщиц и не менее приятных внешне приказчиков галантерейных и иных лавок, составлявших счастье лондонских леди в возрасте от пяти до пятидесяти лет, он купил несколько шелковых лент и понял, что надо подойти к делу с другой стороны. В одном из закоулков Ист-Энда ютилась небольшая  лавочка, в которой он неоднократно бывал по долгу службы в поисках сданных в заклад украденных вещей. Владелец лавки принял его с почтением, которое было вызвано искренней симпатией к представителю закона и порядка, и, выслушав скорбную повесть, на время покинул прилавок, а вернулся, держа в руках большую, нарядно одетую фарфоровую куклу.

- Не извольте беспокоиться, старший инспектор: вещица чистая, попала ко мне от вдовы Джона Поттера - бедняга преставился полгода назад от заражения крови. Ну и сами понимаете, вдове пришлось кое-что заложить. Сказала, что куколка эта из Мейсена и досталась ей в наследство от немецкой бабушки. Десять фунтов, инспектор: даром отдаю! К даме прилагается гардероб: три сменных платья с кринолином - по два шиллинга каждое, две шляпки по шиллингу и костюм для верховой езды - еще фунт. Такой куколки не найдете даже в детской Виндзорского дворца, клянусь своей расходной книгой! Пощупайте волосики, сэр: это ж вам не конский волос, а натуральные кудри!

Монтагю подсчитал грядущие убытки и тяжело вздохнул. Но кукла была действительно красива и чертами своего гладкого фарфорового лица походила на парадный портрет австрийской принцессы Сисси, а кроме того, открывала и закрывала круглые голубые глаза и двигала руками и ногами.

- Беру! - решительно положил он конец своим сомнениям и вытащил кошелек. Ему на мгновение почудилось, что кукла благодарно опустила тяжелые фарфоровые веки, опушенные длинными ресницами, и он удивленно моргнул, но она уже снова таращилась на окружающий мир бессмысленным взглядом эмалевых глаз.

Детей отправили спать задолго до полуночи, но позже, чем обычно. Инспектор, как мог, развлекал своих маленьких  зрителей, устроив для них театр теней и попытавшись разыграть одну из душераздирающих сценок из репертуара Панча и Джуди, что вызвало очередные упреки со стороны Эммы. Джордж не протестовал, захваченный пляской темных фигур на простыне, растянутой на двух шестах стараниями камердинера и старшей горничной, лишь изредка усмехался в густые усы, слушая, как его шурин подражает грубому басу Панча и визгливому голоску Джуди.

Чтобы как-то успокоить сестру, Монтагю пришлось на бис воспроизвести подобающую случаю импровизацию под названием "Дары волхвов" - дети замерли от восторга, увидев на простыне силуэт верблюда, на котором ехал один из мудрых дарителей: увы, для того, чтобы вызвать к жизни всех трех волхвов одновременно, у актера просто не хватило рук. Среди зрителей разгорелась жаркая дискуссия: Клэр утверждала, что это юный и красивый мавр Бальтазар, Эмма сочла, что волхв больше похож на умудренного жизнью Мельхиора, а Джордж усмотрел в статной фигуре волхва черты выходца из Аравии, Каспара, поскольку на голове его было сооружение, напоминавшее чалму. Клайв не участвовал в споре, поскольку заснул на коленях у матери, утомленный впечатлениями и пресыщенный сладостями, которые вечь вечер сыпались на него, как из рога изобилия.

Как только няня забрала детей, чтобы уложить их спать, Эмма  пересела поближе к брату и обратила к нему свое миловидное личико, обрамленное завитками рыжих волос. Отблески пламени от камина создавали иллюзию пылающего ореола вокруг ее головы и отбрасывали на лицо причудливые тени.

- Милый Монтагю, - сказала он, - Сегодня как раз тот случай, который я терпеливо ждала почти год. Рождество - семейный праздник и почему бы тебе не задуматься о семье именно сегодня? Мы с Джорджем хотели бы познакомить тебя с одной юной леди... Ты понимаешь, что это значит, не так ли?

Монтагю обреченно обмяк в кресле, уставившись на рождественскую ель, обвешанную разномастными украшениями: помимо самодельных украшений в виде конфет, орехов и печений, были там и стеклянные шары из Тюрингии, и игрушки, изготовленные компанией Вулворта -  очень модный и дорогой штрих рождественского убранства, говоривший о высоком достатке и хорошем вкусе хозяев дома.

- Но Эмма, дорогая... - торопливо перебил он сестру, лихорадочно обдумывая путь отступления. - Почему бы вам с Джорджем не начать с Лукаса? У него гораздо больше шансов сделать счастливой любую юную леди, будь то в Лондоне или Глазго.

Джордж многозначительно кашлянул.

Элен выпрямилась в кресле и недовольно поджала губы, разом став старше на несколько лет:

- Помилуй, братец! Лукас моложе тебя и по сию пору не имеет дохода, который позволил бы содержать семью, в то время как ты скоро станешь суперинтендантом. Не правда ли, Джордж?

Успешный коммерсант, сколотивший состояние на торговле шелком, промычал нечто неопределенное: было неясно, согласен ли он с мнением жены или же испытывает сомнения по поводу радужных карьерных перспектив, нетерпеливо ожидавших его шурина.

- Мой доход не превышает двух сотен в год, - напомнил сестре Монтагю.

Эмма просияла, увидев слабое звено в аргументации оппонента:

- То-то и оно, милый! Леди, о которой я тебе толкую, весьма состоятельна: за ней дают две с половиной тысячи и дом в Суррее.

- По-видимому, леди не настолько юна и обладает еще рядом существенных недостатков, раз ее родные готовы отдать ее сердце в руки заурядного полицейского? - осведомился Монтагю, начиная закипать.

Эмма не успела возразить: в столовую вошел дворецкий:

- Инспектора Мак-Вильямса вызывают в управление. Кэб у дверей.

Монтагю выскочил из кресла, как чертик из табакерки, впервые радуясь неотложному вызову:

- Боюсь, служба не позволит мне стать хорошим мужем... Спокойной ночи, сестра, сладких снов, дорогой зять!

Прыть, с которой старший инспектор направился к выходу, была сравнима с аллюром чистокровного арабского жеребца.

Старший детектив-инспектор прибыл по нужному адресу в сопровождении полицейского клерка Джона Суини и сержанта Томаса Диллона - именно они и прервали его рождественский обед в кругу семьи. По дороге к месту предполагаемого преступления старший инспектор выслушал обрывочные сведения о случившемся и распределил обязанности между подчиненными. Суини было приказано записать имена и адреса всех присутствовавших на обеде гостей, Диллону - опросить прислугу. Удерживать свидетелей в особняке до утра он не собирался: это лишь разозлит капризных аристократов, и впоследствии сведет на нет все его попытки добиться от них сотрудничества с полицией.

У  дверей дома жертвы (или самоубийцы) троицу встретил  констебль Джордж Лонг: его ночное дежурство на этом участке длилось с десяти вечера и до шести утра, поэтому именно ему пришлось стать первым, к кому обратились за помощью.

- Все тихо, сэр! - доложил Лонг старшему инспектору. - Леди и джентльмены  ждут вашего появления. Немного поворчали, конечно, но в целом сохраняют спокойствие.

Дворецкий, маячивший за спиной констебля, предложил господам из полиции проследовать в столовую, однако Мак-Вильямс прежде попросил его собрать на кухне всех, кто прислуживал за столом и предоставить сержанту Диллону возможность поговорить с ними, а также  продиктовать полицейскому клерку имена и адреса всех гостей и зарисовать на бумаге, кто где сидел.

- Полагаю, врач успел осмотреть тело? - спросил он напоследок.

Дворецкий побледнел, осознав свою ошибку.

- Нет, сэр, - пробормотал он. - Я подумал, что в услугах врача надобности уже нет. Тело господина барона перенесли в курительную, потому что дамы то и дело падали в обморок от страха. Миледи находится в  спальне под присмотром старшей горничной - ей стало дурно от потрясения, и она до сих пор не пришла в себя.

"А чтоб тебя!" - с досадой подумал старший инспектор, но не стал высказывать свое мнение вслух:  дворецкий выглядел и без того подавленным, а кроме того, выказывал готовность оказывать всяческое содействие полиции.

- Констебль Лонг, отправляйтесь за полицейским хирургом. - распорядился инспектор и, уточнив у дворецкого, как пройти в столовую, направился туда, обдумывая, какими словами поприветствовать свидетелей.

Войдя, он быстро окинул взглядом хорошо освещенную столовую: На тусклом фоне хмурых джентльменов и позеленевших от страха и утомления дам выделялись два светлых пятна: молодая красавица с аппетитом поглощала то, что на первый взгляд показалось инспектору фруктовым пирогом, запивая поминальную трапезу шампанским, рядом с ней сидел  темноволосый господин изящного сложения примерно одних с инспектором лет. Красавица что-то щебетала в перерывах между пирогом и шампанским, ее сосед рассеянно слушал, изредка кивая головой. Подобное самообладание возбудило в старшем инспекторе уверенность в том, что с этими двумя можно и нужно поговорить в первую очередь.

- Леди и джентльмены! - громко объявил он. - Старший детектив -инспектор Мак-Вильямс, Скотланд-Ярд. Примите мои глубочайшие сожаления и извинения в том, что вам пришлось задержаться.

Сизоносый толстяк вытащил золотые часы и, сверившись со временем, грозно вопросил детектива:

-  Господин Скотланд-Ярд намеревается надеть на нас наручники и препроводить в участок? Как-никак, кто-то укокошил беднягу барона.

По столовой прокатился недовольный ропот.

- Напротив, сэр, - с поклоном возразил старший инспектор. - Я собираюсь предложить всем покинуть особняк барона Коула и разъехаться по домам, но при этом прошу позволения нанести всем присутствовавшим на обеде краткие визиты завтра днем, чтобы выслушать версии случившегося.

Снова раздался  дружный вздох - на этот раз облегчения.

Старший инспектор почувствовал некоторое замешательство: граф Рамси смотрел на него так пристально, что он заподозрил, что с ним что-то не так: возможно, на носу остался след от сажи после того, как он ворошил угли в камине, или расстегнулась пуговица на брюках, либо на атласном жилете красуется не замеченное им ранее жирное пятно, посаженное во время праздничного обеда.

Испытывая  непреодолимое желание посмотреться в зеркало, и в то же время будучи не в силах отвести взгляда от удивительно красивого и благородного мужского лица, он не заметил протянутую для поцелуя женскую руку, и лишь растерянно пробормотал, лишившись  привычного самообладания и оттого запинаясь на каждом слове:

- Премного благодарен... милорд... Ваша готовность оказать помощь закону...

Он не успел договорить: поток аристократов, хлынувший к выходу из столовой, оттеснил его к стене, оставив их с графом на разных берегах этой полноводной реки, сверкавшей драгоценностями и шелестевшей бархатом,  шелком и перьями.

Старший инспектор провел в особняке барона Коула еще три часа, успев осмотреть труп и выслушать монотонные объяснения полицейского хирурга, которого то и дело перебивал его высокооплачиваемый коллега с Харли-стрит  доктор Палмер, пользовавший  баронскую чету вот уже в течение пяти лет. Впрочем, в одном эскулапы сходились: смерть барона никак нельзя было объяснить естественными причинами, и воспоследовала она от лошадиной дозы цианида, которую чья-то преступная рука всыпала в чашу с пуншем. Доктор Палмер навестил вдову и вернулся к инспектору с неутешительными сведениями: леди еще слишком слаба, чтобы беседовать с полицейским. Он дал ей немного морфия, чтобы вызвать целительный сон, остальное в руках Природы.

Сержант Диллон тем временем опросил прислугу и выяснил, что пунш был приготовлен на кухне (что, впрочем, и без того было ясно) и доставлен в столовую двумя ливрейными лакеями: оба клялись и божились, что ничего не добавляли в чашу с рождественским напитком. Пока что старший инспектор предпочел поверить им на слово. Вряд ли два дюжих молодца что-либо выиграли от смерти своего нанимателя, разве что оба или один из них имел на него зуб. Получив от полицейского клерка список гостей с именами, титулами и адресами, он отправился домой, чтобы прикорнуть пару часов перед тем, как отправиться к первому из свидетелей, графу Рамси. Пока он спал, Секундра Дасс, - бенгалец, бывший верной тенью "сахиба" еще со времен службы последнего в Бенгальской кавалерии, -приготовил ему смену белья и как следует вытряхнул и проветрил сюртук и туфли.  Быстро умывшись и почистив зубы смесью толченой морской соли и сухих листьев эвкалипта - привычка, вынесенная им из Индии, старший инспектор почувствовал себя готовым к ратным подвигам. До особняка на Парк-лейн было недалеко, поэтому он не стал тратиться на кэб и отправился пешком. Ровно в полдень он  вошел в дом восьмого графа Рамси, назвал свое имя, должность в Столичной полиции и цель визита, и был препровожден в столовую, где был накрыт завтрак.

Цвет лица леди Фрэнсис Кендал был подобен лепестку майской розы, а ее мелодичный голосок и пламенные взгляды могли вызвать опасное для жизни сердцебиение у любого лондонца в возрасте от восьми до восьмидесяти лет от роду. На ее фоне восьмой граф Рамси выглядел темным плющом, усталым, побитым ветрами, но живучим и цепким, и отчего-то Монтагю хотелось смотреть только на него, а не на его сестру, искрящуюся жизнелюбием, как бокал "Вдовы Клико". Но отдавать предпочтение лорду бы в высшей степени скандальным афронтом по отношению к даме, поэтому инспектор прежде всего поклонился ей, сел на стул  и ослабил узел галстука, вдруг показавшийся ему петлей, накинутой  на шею печально известным королевским вешателем Калкрафтом, который предпочитал короткую удавку длинной.

- Благодарю, миледи. Доброе утро, милорд... На самом деле нам запрещено пить при исполнении любые напитки, включая чай, но сегодня  я спал не более двух часов, поэтому нарушу устав и надеюсь, что вы не поставите в известность мое начальство.

Сказав это, Монтагю понял, что по сути только что предложил свидетелям преступления, что хуже того - потенциальным подозреваемым,  тайный сговор, пусть и вполне невинный, и его обдало жаром раскаяния и суеверного страха. Хотел ли он таким образом показать графу, что порой готов отступить от строгих правил, каких бы сторон жизни они не касались?

При взгляде на яичницу с беконом у инспектора свело желудок. Секундра Дасс, строго придерживавшийся диеты своей касты, готовил "сахибу" только те блюда, в которых не было ни капли свиного и говяжьего жира, но кроме этого под запретом также оказались молоко и яйца. Ростбиф, яйца, бекон и другие разносолы, привычные английскому желудку, инспектор вкушал лишь в доме своей сестры и в харчевнях, куда заходил подкрепить свои силы во время краткого обеденного перерыва.

Отпив глоток крепчайшего кофе, Монтагю помедлил, прежде чем положить на тарелку два аппетитных желтых глазка, обрамленных озерцами застывшего белка. Ему не хотелось , чтобы принимающая сторона подумала, что он склонен к обжорству. К расспросам  о злополучном ужине в доме барона Коула он решил приступить после  того, как трапеза подойдет к концу. Инспектор поймал себя на мысли, что ему хочется, чтобы очаровательная леди вспомнила о том, что ей предстоит нанести визит близкой подруге, и оставила их с графом наедине. Зачем, он и сам не знал, но внезапно нахлынувшее желание никак не хотело исчезать.

- Боюсь, что вернувшись в Англию я стал чрезмерно требовательным к комфорту, - неловко попытался поддержать он светскую беседу. - В разгар Дуарской кампании порой приходилось спать рядом с лошадью на голой земле под проливным дождем. И как ни странно, пробуждение не доставляло мне таких неприятных ощущений, как теперь, когда в моем распоряжении удобная кровать и хорошо растопленный камин.

Черт возьми, зачем он это сказал? Кому интересны воспоминания кавалериста, десять лет проведшего в колониях? Монтагю стиснул вилку и понял, что просто захотел чем-то выделиться из серой толпы полицейских. Серой она была, разумеется, с точки зрения правящей касты: сам он прекрасно знал, что среди его сослуживцев немало по-настоящему ярких личностей и толковых сыщиков, а большинство констеблей были на редкость честными и преданными своей низкооплачиваемой службе людьми.

Инспектор, чье желание так неожиданно исполнилось, с некоторым опозданием вспомнил, что он не только отставной кавалерист и джентльмен, но и полицейский, и к тому же при исполнении.

- Служил в Бомбейском саперном полку, затем в Бенгальской иррегулярной кавалерии, - коротко поведал он графу и поднялся со своего места. - Прошу меня извинить, милорд, но главная задача полиции - профилактика правонарушений. Я проверю, все ли в порядке с леди Фрэнсис и тотчас вернусь.

Вскочив со стула, он направился к двери, собираясь, если понадобится, защитить леди от чрезмерно навязчивого поклонника, независимо от того, насколько громким титулом тот обладал.

Инспектор, уже взявшийся за ручку двери, замер. Невозмутимость брата миледи свидетельствовала о том, что в его словах есть зерно истины. Кроме того, особняк был набит слугами, которые были способны объединить усилия и отбить атаку не одного, а целой роты разбушевавшихся ухажеров.  Тем не менее, он открыл дверь и прислушался, но снизу не доносилось ни криков о помощи, ни иных подозрительных звуков. Но что подумает о нем леди Фрэнсис? Да уж, в такую двусмысленную ситуацию ему попадать еще не приходилось.

- Мне бы не хотелось расследовать два тяжких преступления  одновременно, милорд, - попытался объяснить он свое рвение. - С вашего позволения, я насмотрелся на чрезмерно возбудимых и  ревнивых джентльменов, которые в самый неожиданный момент способны вытащить револьвер и выстрелить в свою любов... в леди, следы которой были готовы целовать днем ранее.

Монтагю вернулся обратно к столу и положил руку на спинку стула.

- Строго говоря, милорд, я пришел к вам не для допроса, поскольку вы не преступник и даже не подозреваемый, а для сбора свидетельских показаний, - уточнил он, удивляясь, что его еще не выгнали взашей. Встреча приобретала все более неформальный оттенок, но что это значило, он пока не понимал. - Если вы готовы сообщить мне что-то, касающееся вчерашнего происшествия, извольте. Начнем с простого...

Монтагю вытащил из кармана бумагу и положил ее перед тарелкой графа. Тот еще не доел, но времени у детектива было в обрез: сорок титулованных особ, упомянутых в списке гостей, должны были быть опрошены в самое ближайшее время.

- Здесь указано, кто где сидел в момент подачи пунша. Зарисовано со слов дворецкого покойного барона Коула. Прошу вас посмотреть на план и подтвердить или опровергнуть его соответствие действительности. Дворецкий мог от волнения что-то перепутать, а для следствия крайне важно точно представлять себе картину происшедшего.

- Благодарю, милорд. С вашего позволения, я покажу план  вашей сестре, когда она вернется.

Инспектор вытащил из жилетного кармана огрызок карандаша и указал стрелками поправку, сделанную графом Рамси.

- Как вы считаете, насколько высока была вероятность того, что первым попробует пунш именно барон Коул? Я, признаться, не слышал о такой традиции. Обычно пунш сразу разливают по кружкам или стаканам гостей, но совершенно очевидно, что преступник не собирался травить всех скопом. Следовательно, он был уверен в том, что жертвой столь быстрого и эффективного яда, как цианид,  станет именно хозяин дома? Понимаю, что вопрос щекотливый, но как по вашему мнению, не был ли убийца кем-то, кто прекрасно знал привычки барона? И если да, то есть ли у вас соображения насчет имени этого человека?

- Опоздали настолько, что имели возможность по дороге заглянуть на кухню и всыпать яд в чашу с готовым пуншем? - тон инспектора был убийственно серьезен. - Видите ли, я считаю, что яд мог быть добавлен лишь на кухне, причем непосредственно перед тем, как чашу забрали два лакея: в противном случае кто-нибудь из слуг мог посвоевольничать и снять пробу, опередив барона.  Вторая возможность была по дороге из кухни в столовую у лакеев, несших чашу, но тогда мы должны сначала допустить, а потом  доказать сговор между ними. Впрочем, была и третья возможность: кто-то из гостей подсыпал яд  уже в столовой, но насколько я понял, барон попробовал пунш сразу же как только чашу поставили на стол? Поправьте меня, если я ошибаюсь.

Инспектор сообразил, что не столько расспрашивает свидетеля, сколько советуется с ним - это было настолько неожиданно для него самого, что он задался вопросом, что такого в графе Рамси, что позволяет ему так быстро и незаметно входить в доверие к незнакомым людям? Красив, воспитан, богат - но таких в великосветском обществе немало. Определенно, граф обладал даром обаяния, а эта черта, насколько инспектор знал из опыта расследований, часто была присуща хитрым и ловким преступникам. И то, что граф первым вызвался помочь в расследовании, тоже могло быть сделано для отвода глаз.

Полчаса! За это время кто угодно мог подойти к чаше и незаметно подсыпать в нее яд. Инспектор чуть не застонал: все его предположения рассыпались в прах. Вопрос графа позволил ему немного собраться с мыслями.

- Я все запоминаю, милорд. Записывать за вами я не могу, поскольку письменные показания не принимаются судом. Когда я разоблачу преступника (а я его разоблачу!), вам и всем остальным важным свидетелям придется выступить в суде и подвергнуться устному перекрестному допросу со стороны обвинения и защиты. Посему настоятельно советую вам тоже запоминать все, что вы мне сейчас говорите.

Разумеется, позже он оформит показания графа письменно, но не в виде протокола, а в виде рапорта, который ляжет на стол комиссара.