Монтагю почувствовал себя неловко: красивым себя он не считал, да и вообще редко задумывался о том, как выглядит. Восторги Дикона по поводу его внешности приводили инспектора в смущение и он не нашел ничего лучше, чем пробормотать в ответ на незаслуженный комплимент:

- Красив? Я? Хм... Не думаю. Впрочем, лошадей на улицах не пугаю, и ладно.

Монтагю подошел к столику и с любопытством начал рассматривать шахматные фигуры, вырезанные из драгоценных пород дерева.

- Великолепная работа! Помнишь, как  мисс Вериндер говорит о том, что индийский алмаз очень подходит к индийскому шкафчику, и что две эти прекрасные вещицы будут любоваться друг другом всю ночь? Следуя ее логике, осмелюсь утверждать, что индийские шахматы  подходят к цветущему лотосу, а мой дхути - к твоему шелковому халату. 

Монтагю собирался объяснить правила игры в чаттурадж, однако дверь оранжереи отворилась и на пороге показалась статная фигура Дживса. Если дворецкий и удивился, увидев лондонского полицейского в одеянии, которое напоминало нижнюю женскую юбку, он этого ничем не выдал и обратился к графу Рамси:

- Сэр! Разрешите изложить выводы, к которым я пришел, побеседовав с дворецким покойного барона Коула и его же слугой, который, как мне кажется, является также и его сыном.

Дживс пересказал все услышанное в доме барона в своей обстоятельной и неторопливой манере, останавливаясь на самых малозначимых деталях, и завершил свой рассказ сообщением о том, что главный подозреваемый в настоящий момент сидит на кухне под присмотром кухарки. Монтагю слушал, вертя в руках фигурку раджи. Покойный барон был раджой, и его убрали с поля. Но кто это сделал? Инспектор вернул раджу на доску и уставился на браминов и всадников: хасти, ашву и ратху.  Любой из них был сильнее и маневреннее раджи, но судя по тому, что рассказывал дворецкий, главный удар нанесли не они, а незаметный пехотинец падати, вооруженный не пикой, а серебряным половником... Монтагю снял с поля одного из падати: мал, да удал!

- Вы проделали огромную работу, Дживс, благодарю!

Инспектор встал и посмотрел на хозяина дома:

- Полагаю, нам с вами, граф, будет не лишним взглянуть на предполагаемого наследника и поговорить с ним?

Монтагю помолчал, не понимая, к чему этот маскарад. На слушании рыжий его увидит в качестве инспектора столичной полиции и наверняка узнает. С другой стороны, детективы часто прибегали к маскировке во время расследования...

- Может быть, мне правильнее выдать себя за камердинера, ваша светлость? Боюсь, что роль графа мне не по плечу, вот и Дживс подтвердит... Дживс, вы не одолжите мне ливрею с плеча кого-нибудь из слуг, кто походит на меня ростом и комплекцией?

Теперь замялся дворецкий:

- Вряд ли смогу подобрать подходящее платье для вас, сэр! И я уверен, что у вас все получится, а если и нет, то мальчишка все равно ничего не заметит: он сущая деревенщина.

Босиком ступая по мягким коврам, устилавшим пол особняка, инспектор боролся с желанием опрометью броситься в свою комнату и надеть что-нибудь более уместное для допроса подозреваемого. Успокаивало лишь то, что его восточный наряд мог быть отнесен на экстравагантность графа. Сильным мира сего, как и подвижникам Искусства дозволялось все: в конце концов некая леди разгуливала по Лондону в костюме пажа, пытаясь разжечь потухшие угольки былой страсти лорда Байрона. А не так давно ему рассказывали о домашнем зоопарке господина Россетти, в котором с прискорбной регулярностью дохли павлины, сони и черепахи, а сбежавшие из оного броненосцы умудрились расплодиться в соседних дворах. Удачно, что Дикон интересуется лотосами, а не броненосцами или индийскими кобрами... Впрочем, к чему осуждать чужие увлечения: его бенгальский слуга когда-то держал в калькуттском доме супружескую пару мангустов. Как же их звали, дай Бог памяти? Помучавшись немного, поддельный граф Рамси оставил попытки вспомнить затейливые имена двух смелых воителей, да к этому моменту они с настоящим графом уже подошли к зеленой гостиной. Монтагю остановился, чтобы согласовать некоторые детали. Дживс упоминал, что юный слуга барона родился и вырос в гнезде контрабандистов Корнуолле.

- Я буду в точности следовать твоим советам, - шепотом заверил он Дикона. - Если скажу что-то лишнее - незаметно ущипни меня за спину. Кстати, ты бывал в Корнуолле? Может быть, я вскользь упомяну, что ты- мой корнуолльский кузен? И каким именем мне тебя называть в присутствии подозреваемого?

Монтагю расположился в кресле, чувствуя себя самозванцем, посягнувшим на трон законного монарха. Дживс предупредил, что мальчишка ожидает найма на лакейскую должность... Гм... бедняга!

- Здравствуй, Джейкоб, - начал поддельный граф, разглядывая рыжие вихры и физиономию корнуолльца и начиная подозревать, что бабка этого невинного с виду юнца с завидным постоянством грешила с окрестными контрабандистами, - Погода нынче промозглая, не хочешь ли согреться стаканчиком виски?

Монтагю напряг спину, ожидая щипка от настоящего графа. Но он руководствовался примером своей сестры, которая, нанимая горничную, всегда прятала под ковер шиллинг, а потом ожидала, как поступит девушка. Заберет монету и промолчит- значит, нечиста на руку, оставит шиллинг на прежнем месте - значит, ленива, и не поднимала ковра при уборке! Правильным поступком было отнести монету будущей хозяйке... интересно, как поступит Джейкоб: выдаст свою приверженность к спиртному (если таковая имеется) или нет?

- Совсем не пьешь? Похвально, похвально! Ибо крепкие напитки до добра не доводят, особенно если употреблять сей яд с утра.

Монтагю страшно хотелось обернуться, чтобы увидеть, какое воздействие произвели его слова на Дикона, державшего в руке стакан с виски, но он сдержался. Мальчишка выглядел испуганным, но пресловутое шестое чувство и дедукция  подсказывали детективу, что испуг этот напускной и в других обстоятельствах предложение согреться виски не было бы отвергнуто. Чего бы такого еще спросить? Единственным слугой, которого он лично нанял, был бенгалец Секундра Дасс, но это случилось в Индии при весьма необычных обстоятельствах, а здесь была Англия и один из ее уроженцев. Надо было разговорить мальчишку и в то же самое время повернуть разговор так, чтобы тот перестал питать напрасные надежды по поводу нового места службы.

- Скажи мне, Джейкоб, как у тебя обстоят дела с чтением? Голос у тебя приятный, успокаивающий, а я люблю, когда мне читают на ночь "Исповедь святого Августина", "Путь паломника" или сборник проповедей преподобного Уильяма Додда. От этого я мгновенно засыпаю и до самого утра сплю крепко, как малое дитя.

*
Преподобный Уильям Додд -  священник, повешенный за подделку векселя на крупную сумму. Его проповеди были необычайно популярны среди прихожан, большую часть которых составляли представители высших классов.

- Главное - желание, Джейкоб, а им ты явно не обделен! Немного практики, и ты будешь читать так же бегло как мой камердинер Морад - тот, что стоит у меня за спиной.

Дыхание Дикона, слегка отдававшее запахом виски, щекотало ухо и шею, мешая разрабатывать в уме стратегию предстоящей шахматной партии. Любое расследование Монтагю приравнивал к битве двух раджей, впрочем, и сама жизнь представлялась ему не театром, а игрой в чаттурадж.
Монтагю закинул ногу на ногу, чтобы скрыть и от свидетеля, и от Дикона признаки нарастающего беспокойства, которое так и норовило поднять свою голову.

- Задавай, конечно... - почти не разжимая губ проскрипел он в ответ на вопрос Дикона.

- Мамка твоя была права, - Монтагю по опыту знал, что не лишне польстить свидетелю: пусть раздуется от гордости за себя, - глядишь, и сболтнет что важное.

Ненавязчивые прикосновения Дикона начали приносить горькие плоды: инспектор совершенно не мог сосредоточиться на допросе и твердо пообещал себе, что больше никогда не будет проводить дознание в присутствии графа.

- А скажи-ка мне, Джейкоб, - начал он и запнулся, почувствовав что нить окончательно от него ускользнула.

Не в бровь, а в глаз! Бдительное око детектива заметило и неприязненный взгляд, брошенный Джейкобом на "Морада", и предательскую каплю пота, скатившуюся по виску. Эти знаки указывали на то, что подозреваемого переполняют гнев и страх: чувства взаимоисключающие, но одинаково сильные. Гнев был явно вызван вопросом, который задал ему "камердинер", но отчего мальчишка так испугался? Монтагю в волнении сжал подлокотники кресла: неужто Джейкоб узнал в мнимом камердинере одного из гостей барона, который мог заметить его манипуляции с половником и вывести его на чистую воду?

"Граф Рамси" скривил недоверчивую мину и поцокал языком:

- Говорят , что утонуть можно и в ложке воды, но я всегда считал это преувеличением и никогда не слыхивал о том, чтобы мужчина в расцвете сил умер, подавившись пуншем. Допускаю, что в пунше было какое-то инородное тело, вызвавшее преждевременную смерть барона, - например, куриная или персиковая косточка, о которой ты так находчиво упомянул... Однако присутствие твердого предмета в жидком веществе противоречит законам как физики, так и кулинарии. Вопрос в следующем: кто тот безответственный человек, который приготовил такое неудобоваримое питье или уронил косточку в пунш по дороге с кухни в столовую? Надеюсь, этим человеком был не ты, Джейкоб? Я бы не хотел последовать за бароном по причине допущенной тобою роковой небрежности - этого не переживет мой драгоценный Морад.

Монтагю чуть не подпрыгнул, услышав про сахар, и сжал ладонь "Морада", лежавшую у него на плече. Кажется, они с Диконом обсуждали такую возможность, и сейчас мальчишка подтвердил, что их предположения были верными. Но кто же приказал добавить сахару в пунш и при чем тут половник? Монтагю принудил себя остаться в кресле, хотя ему очень хотелось вскочить и вытрясти из Джейкоба душу, заставив мальчишку выложить все, что тот скрывал по неизвестной причине.

- И кто же главный у вас на кухне? - он недоуменно приподнял правую бровь. -  Знаешь, дружок, в каждом доме свои порядки. У меня в доме на кухне распоряжается домоправительница, у моей сестры - французский повар, а у маркизы де Бренвилье - дворецкий.

Парижская отравительница маркиза де Бренвилье  была казнена лет двести тому назад, но детектив столичной полиции назвал первое имя, которое пришло ему в голову.

Монтагю почувствовал, что у него ум заходит за разум: прорва народу толпилась у чаши с пуншем и сыпала туда что ни попадя... Но ведь никто не умер, кроме барона! Неужто кухарка сунула в руки молодому раззяве мешочек с цианидом? Но зачем?

- Твоей вины тут нет, Джейкоб, - сказал Монтагю, уже и сам поверив в невиновность рыжего. - Давай-ка рассказывай все по порядку: кто нес пунш в столовую, видел? А мешочек-то откуда взялся? Кухарка в него сахар из банки пересыпала или вытащила из шкафа уже полный? А главное, куда ты тот мешочек потом подевал? Отнес обратно на кухню или выбросил в ведро с отходами?

Эх, найти бы тот мешочек! И отправить на анализ к лучшему лондонскому химику: сразу стало бы ясно, был ли в нем яд или нет. Монтагю очень сомневался, что мешочек выброшен: это было бы непростительным разбазариванием хозяйского добра.

- Потерял... И что же, кухарка тебя не отругала за потерю? Небось у нее каждый мешочек на счету?

Монтагю сообразил, что зря выдал свою осведомленность о рачительности слуг: навряд ли настоящий граф интересовался бы подобными низменными предметами. Ну да ладно, простолюдин Джейкоб мог и не заметить этой оплошности. Зато он вывел на сцену еще двоих, о которых почему-то не упомянул Дживс:  Джима и Уилла. Надо будет допросить эту парочку, да и вдовой пора заняться вплотную, слишком долго и явно она избегала разговора с полицией, а кухарка, судя по словам Джейкоба, была ее доверенным лицом.

- Разболелись, говоришь...хм. А что доктор прописал от животов? Или госпожа баронесса за доктором не посылала? Я вот о своих слугах пекусь, будь уверен: намедни Морад объелся имбирными пряниками, я тут же послал за доктором.

Монтагю наконец усвоил, в чем разница между аристократом Рамси и скромным представителем буржуазии, коим он сам являлся по рождению и воспитанию. Граф Рамси не испытывал в присутствии низших классов ровным счетом никакого смущения. Они как будто для него и не существовали вовсе. Бедняга Джейкоб, наверное, уже не знал куда деваться от созерцания вольностей, которые "камердинер" позволял себе у него на глазах, а инспектор Мак-Вильямс обмирал при каждом новом прикосновении к своему плечу или уху до такой степени, что на ум ему приходил кухаркин стаканчик со слабительным снадобьем. Разговор с Джейкобом надо было заканчивать и по этой причине, и потому, что мальчишка, кажется, рассказал все, что знал.

- Что же, Джейкоб, сейчас можешь идти. Но завтра утром приходи снова за окончательным ответом: я должен немного поразмыслить над тем, брать ли тебя на службу.

Пусть завтра настоящий граф Рамси самолично или через дворецкого сообщит рыжему корнуолльцу о его дальнейшей судьбе на лакейском поприще.

- У знатной лондонской дамы роман с юным простаком из Корнуолла? Хм... не знаю, не знаю... Впрочем, по Лондону уже ходят слухи о том,  что сиятельный граф Рамси завел интрижку  с полицейской ищейкой.

Монтагю, не будучи более скован присутствием постороннего, ласково провел кончиками пальцев по шее Дикона и заправил за ухо завиток его длинных волос.

- Скажи, а этот юный пройдоха действительно похож на барона Коула? Ты понимаешь, я ведь видел только труп барона, да и лицо было искажено агонией.